для этого баннера были использованы фотографии с сайта www.lordoftherings.net

[ главная ] [ новости ] [ рассказы ] [ стихи ] [ галерея ] [ музыка ] [ о хозяине сайта ] [ ссылки ] [ мысли вслух ] [ FAQ ] [ голосования ] [ слэшкон ] [ гостевая ] [ форум ] [ обратная связь ]

 


[ English version ]

 

Горькие травы
by Киссур Белый Кречет

 

…Он смотрел в лицо склонившегося над ним Учителя счастливыми и виноватыми глазами, не замечая на родном этом лице ни крови, ни ран; смотрел, пока не начали тяжелеть веки – и травы ветра поднимались вокруг, он слушал их серебристый лунный шепот – и пел тростник, горькие травы принимали его, прорастали сквозь него, и сердце его билось в ладонях весеннего ветра…

Изначальный еще несколько мгновение вглядывался в спокойное лицо Ученика – и вдруг бессильно сполз на пол, так и не выпустив руки фаэрни…

 …Гортхауэр пришел в себя. Лунный луч проливался серебром сквозь прозрачные оконца витража – а сквозь синие и красные тек рубиновым и сапфировым потоком. Гортхауэр перевел глаза на потолок, пытаясь различить во мраке узоры соцветий, потом повернул голову и краем глаза ухватил серебристое пятно на полу – разметавшуюся копну белоснежных волос…

 - Учитель!

 Только сейчас он понял, что пришел в себя от того, что его ладонь высвободилась из покойного, надежного тепла – руки Учителя. Изначальный отдал ему все свои силы – и сам лежал теперь, беспомощный и прекрасный. У Гортхауэра саднило горло – не от раны. Совсем не от раны.

 - Учитель! – он опустился над телом Мелькора на колени. В ушах опасно зашумело – он не смог бы сейчас поднять и переложить на постель высокого Тано, чье тело было телом рослого, сильного мужчины…

 Гортхауэр впервые поймал себя на том, что думает именно о теле Тано. О том, как оно дивно сложено и прекрасно, сколько в нем силы и грации. Он никогда прежде не интересовался ни его, ни своим плотским естеством – и вот сейчас, когда тело впервые вышло из повиновения и готово было отторгнуть дух, он впервые понял, как много оно значит, сколько мук причиняет учителю величайший его подвиг, сделавшийся всем привычным: воплощение, облечение в почти настоящую человеческую плоть. Как было бы просто, если бы они ограничились тем, что делала другие валар – фана, телом как оболочкой, видимой одеждой для духа, не знающей ни боли, ни усталости – платью не больно, когда его рвешь… Тано, один Тано и его ученики следом, облеклись настоящей плотью, принимая на себя боль мира… Его обожженные руки… такое прекрасное, израненное лицо… Гортхауэр взял ладонь Мелькора и прижался губами к ее тыльной стороне, потом покрыл поцелуями всю руку, каждый палец, избегая прикасаться только к ране – чтобы не причинять новой боли. «О, если бы я мог исцелить тебя, как ты меня исцелил! О, если бы мои поцелуи закрыли твои раны, если бы твое страдание сменилось хотя бы толикой блаженства… Я мог бы дать его тебе…»

 Ворот куртки Мелькора был распахнут, и глубокий вырез рубашки открывал ключицы и ямку между ними, под горлом. Не помня себя, Гортхауэр сделал то, на что не решился бы, будь Мелькор в сознании. Он склонился и поцеловал Учителя в эту впадинку, наслаждаясь ощущением прохладной, нежной кожи под своими губами – о большем он не мог даже мечтать…

 Когда он поднял голову, краска бросилась ему в лицо: глаза Мелькора были открыты.

 - Почему ты сделал это, тъирни? – прошептал Изначальный.

 Гортхауэр опустил глаза, но через миг снова вскинул их, напомнив Мелькору те, давние дни – доспех суровой холодности разлетелся как от удара, и глазам Изначального предстал все тот же горячий, отчаянный мальчик.

- Потому что я люблю тебя, Тано. Потому что я хочу быть с тобой, одним телом и душой хотя бы однажды! Только прошу, не думай, что мною движет похоть. Просто – душа моя принадлежит тебе, и тело хочет того же. Прогони меня, накажи, убей – но не молчи теперь!

 Но Мелькор опять промолчал и прикрыл глаза.

 - Я знаю, - торопливо, взахлеб проговорит Гортхауэр, - что ты мой отец, что это противоестественно…

 - Отчего же, - прошептал Мелькор. – Я ведь сотворил тебя. Сотворил, а не родил. Я тоже люблю тебя, Гортхауэр. Мальчик мой. Как долго я тебя ждал. Как долго…

 Он поднял руку, обнимая фаэрни за шею, его пальцы вплелись в волосы ученика. Губы Гортхауэра были мягкими и горячими, губы Мелькора – твердыми и прохладными. Их робкое соприкосновение перешло в настоящий поцелуй: Гортхауэр скользнул языком по губам Мелькора, ощутив ответную ласку его языка. Потом они оторвались друг от друга и, улыбаясь, застыли – глаза в глаза. Обоим одновременно пришла в голову мысль о том, в каком нелепом положении они сейчас находятся.

 - Встань, Учитель, - Гортхауэр потянул его за руку. – Пойдем на постель.

 Мелькор поднялся и сел на край постели. Гортхауэр помог ему сбросить сапоги, после чего осторожно развел в стороны его колени и пробрался между бедрами, обняв Учителя и целуя его грудь сквозь одежду. Сквозь тонкую ткань проступили контуры отвердевших сосков Валы. Мелькор на мир прервал эти ласки, обняв Гортхауэра и прижав его голову к сердцу.

 - Ты делал это с кем-нибудь прежде? – тихо спросил он. – С мужчиной, женщиной?

 Гортхауэр покраснел от стыда.

 - С волчицей, - признался он сдавленным шепотом. – Я долго пробыл в облике волка, Учитель… Я был безумен…

 - Ни слова больше, - Мелькор положил пальцы на губы фаэрни. Гортхауэр обхватил эти тонкие пальцы губами и долгий, чувственный поцелуй заставил Мелькора замереть.

 - А ты, Учитель? – спросил фаэрни, отпуская его руку. Мелькор покачал головой.

 - Нет. Никогда.

 - Выходит… Выходит, мы оба – девственники, - засмеялся Гортхауэр, запрокинув лицо. – Ведь мой опыт – не в счет.

 Мелькор засмеялся в ответ, и их губы снова сомкнулись в поцелуе. Каждый наслаждался новым, незнакомым доселе ощущением.

 Несколькими движениями рук Гортхауэр снял с Учителя куртку. Черный бархат, шитый серебром, шурша, сполз на пол. Пальцы ученика расстегнули пояс, тяжелые серебряные звенья тоже соскользнули к ногам. Робкими, неверными движениями, он поднял рубашку Мелькора. Едва присохшие рубцы в бледном свете, заливающем постель, казались черными.

 «Если мы начнем, эти раны снова откроются…» – с горечью подумал Гортхауэр. В глазах его закипели слезы и он осторожно, почти не касаясь, провел губами вдоль самого большого из шрамов. Стон… Гортхауэр вскинул голову и напряженное блаженство на лице Мелькора убедило его в том, что это был не стон боли.

 - Ещё, - прошелестело тише шепота ветра в камышах. Гортхауэр вытер глаза и одарил Учителя еще одним поцелуем – страстно, почти яростно сжав губами сосок. Мелькор застонал громче и откинулся на спину.

 - Ты еще слаб, Учитель – забеспокоится Гортхауэр.

 - Нет… Нет… Просто… это так ново… - он обвил руками шею ученика и губами осушил его слезы. Потом встал в постели на коленях и снял рубашку через голову. Белые волосы рассыпались по обнаженным плечам, холодная луна чеканно обрисовывала каждый мускул – и больше всего на свете Гортхауэр сейчас желал ощутить это тело рядом с собой, над собой, в себе…

 Пальцы Мелькора скользнули под его рубашку, смяли подол – приподнявшись, Гортхауэр помог Учителю высвободить себя из объятий легкого льна, которые теперь казались слишком душными. Он прижался к Мелькору еще теснее, чувствуя его грудь на своей груди, потом легким нажатием рук Учитель заставил его лечь и Гортхауэр забился в судорогах наслаждения, когда губы Мелькора прошли по его телу сверху вниз, легко прихватывая кожу.

- Я смотрел на тебя так часто, - сказал Мелькор, выпрямившись и осторожно лаская Гортхауэра пальцами. – Смотрел и не видел, как ты прекрасен. Позволь мне увидеть тебя всего. 

Гортхауэр мог ответить только стоном. Но Мелькор понял его правильно: да! Да, да, да!

 Тонкие и сильные пальцы развязали тесьму штанов, прохладный воздух коснулся обнаженной, пламенеющей плоти… О, как это было невыносимо прекрасно! Он лежал, закрыв глаза, обнаженный под взглядом Учителя, не в силах скрыть своего желания, не в силах сопротивляться…

 - Каким я был слепцом, - горько прошептал Мелькор. То, что произошло потом, исторгло крик из груди Гортхауэра – крик, какого не могла бы вырвать страшнейшая из пыток, но легко вырвала безумная ласка: Мелькор коснулся губами самого сокровенного, самого пылающего места, огненного средоточия желаний… Прохладное и сухое прикосновение губ сменилось жарким и влажным, язык Учителя касался таких точек, что, не будь у Гортхауэра той власти над плотью, которая дана фаэрни, он бы испустил семя прямо сейчас.

 - Нет, нет, - шептал он, - лаская волосы Мелькора, не в силах сказать остального: не ты должен целовать меня и принимать внутрь, а я – тебя! – Нет, любимый… - в то время, как все его естество кричало: да! Мелькор ласкал его бедра, его грудь, и вскоре он уже не в силах был больше сопротивляться – пронзив все его существо невыносимым блаженством, его семя высвободилось.

 …Он открыл глаза и увидел стоящего над собой Мелькора – обнаженного, прекрасного, счастливого. Его напряженное естество казалось огромным – под стать его росту – и вздрагивало в такт ударам сердца. Гортхауэр сел и приник к нему в поцелуе. Это была всего лишь благодарность – свой долг Учителю он хотел отдать не так.

 - Ты уверен, что хочешь этого? – осторожно спросил Мелькор, когда Гортхауэр перевернулся на живот и встал на локтях и широко раздвинутых коленях, опираясь грудью о подушку. – Твой вход кажется мне таким маленьким… - Учитель провел пальцами по ложбинке между ягодицами фаэрни, потом более решительным движением погрузил средний палец в трепещущее отверстие. Гортхауэр выгнулся и застонал.

 - Я боюсь сделать тебе больно, - прошептал Мелькор, обнимая ученика, лаская его спину и маленькие, твердые мускулистые полушария.

 - Я люблю тебя, - прошептал Гортхауэр. – Я хочу этого…

 - Хорошо, - согласился Мелькор. Его руки заскользили по самым сокровенным местам Гортхауэра – по бедрам, по животу, по мужскому естеству, начинающему пробуждаться к жизни под этими ласками. Палец Мелькора снова проник сквозь тугое кольцо мышц, потом Гортхауэр ощутил теплую влагу – язык?!!! Не успел он удивиться, как все его тело содрогнулось от боли: одним сильным, резким движением Мелькор проник внутрь. Его огромное естество заполнило Гортхауэра целиком, казалось, он не может даже вздохнуть – но не от боли, а от наслаждения, которое последовало за этим мощным толчком, проникшим до самой чувствительной, самой нежной точки.

 - Я же говорил, - прошептал Изначальный.

 - Нет… - сквозь стон ответил Гортхауэр. – Нет, Учитель… Совсем не больно… Ещё…

 Теперь Мелькор двигался плавно, осторожно, хотя и все так же сильно. Гортхауэр не мог даже стонать от переполнявшего его счастья – он принадлежал Учителю весь, до конца. Ладонь Мелькора стиснула его пульсирующий уд, теперь оба двигались быстро и резко, словно в танце, словно в битве… Гортхауэр опять достиг освобождения первым – его семя ударило в ладонь Мелькора; несколькими мгновеньями позже и Учитель замер на высшей точке упоения – Гортхауэр чувствовал внутри себя биение члена, испускающего семя такими же долгими, прерывистыми бросками, каким долгим и прерывистым был стон, исходящий из груди Учителя. Потом их единство распалось – оба упали рядом на покрывало, продолжая ласкать друг друга – медленно и благодарно.

 - Для девственников, - промурлыкал Мелькор, - мы справились неплохо, а, ученик?

 …Льир постучал. Подождал немного, потом осторожно приоткрыл дверь и шагнул в зал.

Зала – не было.

Был – туман, призрачные полотнища, колыхавшиеся на неощутимом ветру, волны неживых полупрозрачных трав, медленные тени чужих слов, и сквозь туман проступали стены – неверное мерцание, мертвая зыбь, до жути, до холодного озноба нечеловеческое, чужое, чуждое… И сердцем этого были - двое.

 Не люди.

 

КОНЕЦ

Privacy statement/Об авторских правах
   
The Rare Slash SiteRing

This site owned by
Judas Iscariot
Previous Site List Sites Random Site Join Ring Next Site
Site Ring by Bravenet.com
Наш партнер
  Наш партнер
   
Сайт создан в системе uCoz